Николай Васильев, активист Антимайдана на Куликовом поле в Одессе. 2 мая был в сгоревшем Доме профсоюзов и выжил.

— Николай, как вы оказались в Доме профсоюзов 2 мая?

—Я как житель Одессы выражал свой протест против вооруженного переворота, который произошел на Украине и против нарушения украинского законодательства. Я не принимаю любую форму насилия и не приемлю разрыва связей между братскими народами. Сторонников единства Украины и России всегда было больше, и не только в Одесской, но и в Харьковской, Николаевской и Херсонской областях. К сожалению, в этих областях пока нет сопротивления, потому что там подавлены лидеры, которые могли бы повести за собой людей. Но одесситам Россия всегда была дороже и ближе, чем Европа и Америка. На Украине и России живет один народ, который разделен условными границами. Люди в Вашингтоне искусственно спланировали эту трагедию, решили поссорить одну часть народа с другой, они готовили это событие не один год, вкладывая большие деньги.

— Как вы считаете, за что боролись активисты Антимайдана на Куликовом поле, а сейчас ополченцы в Новороссии?

— За право быть русскими. Борьба восточных славян с насильственной евроинтеграцией длится на протяжении многих столетий. Славянам всегда старались навязать чужую веру. Например, на территории Померании, которая сейчас является частью Германии, раньше жили славяне, но их полностью уничтожили. Битва Александра Невского со шведами была направлена против крестовых походов, которые были инициированы Папой Римским. Крупными евроинтеграторами были Наполеон и Гитлер. Евроинтеграция всегда была официальной политикой Запада по отношению к восточным славянам.

— Как развивалась события в Одессе, которые привели к трагедии в Доме профсоюзов?

— В Одессе до этого было относительно спокойно. Активисты, поддерживающие Майдан собирались в одном месте, мы в другом. К нам на Куликово поле приходили люди, поддерживающие Майдан, мы с ними общались, к нам приезжал активист со значком, на котором было написано: «Я был на Болотной», и  удивлялся, почему его никто не трогает. Но мы знали, что в Одессу свозили боевиков, мы даже знали, в каких гостиницах они проживали.

— Если вы знали об этом, почему не подготовились и не дали отпор заранее?

— На протяжении всего этого времени мы пытались, несмотря на разность взглядов, сохранить спокойствие. Мы, в основном бывшие офицеры советской армии, понимали, что эта трагедия может произойти, и внутренне готовились к бою. Многие представители женского пола этого не понимали. Мы предполагали, что будут нападения на церкви, монастыри, но мы не готовились к такой войне.

— У вас было какое-то предчувствие перед этими событиями?

— За полтора года до этих событий мне приснился во сне Путин. Мы с ним отмечали день рождения, и у нас с ним сложились дружеские отношения. Я проснулся и подумал: «К чему бы это?». Через полгода мне опять снится Владимир Владимирович, и я ему жалуюсь, что у меня непонятные отношения с правоохранительными органами, и что меня разыскивает милиция. Он предложил меня отмазать, а я ответил, что сам справлюсь. Я запомнил эти два сна, и сейчас  сопоставляю события.

— Расскажите, что происходило непосредственно 2 мая в Доме профсоюзов, и как вам удалось выжить?

— На Куликовом поле я был рядовым активистом. В Доме профсоюзов оказался вместе с другими активистами, но мне повезло, что я выжил. Я материалист, а моя жена верующая, очень переживает за отношения с Россией. В то время, когда я находился в Доме профсоюзов, она все время молилась дома перед иконами, и только благодаря ее молитвам я выжил. 2 мая был выходной день, иначе жертв было бы гораздо больше. Мы не знали заранее  плана здания, и когда нас загнали вовнутрь, среди активистов была полнейшая дезорганизация, возникла паника, приходилось успокаивать людей и призывать сохранять спокойствие. «Правый сектор» начал забрасывать здание бутылками с зажигательной смесью, все горело, мы забаррикадировались, в нас стреляли. Когда загорелся первый этаж, в здании возникла большая задымленность, люди стали задыхаться и звонить в пожарную службу. Пожарная машина не приезжала, потом выяснилось, что боевики не пропускали машину к зданию. Мы блокировали входы внутри Дома профсоюзов и держались, сколько могли.

У боевиков были люди, которые знали план здания, поэтому в итоге бойцы из «Правого сектора» сломали баррикаду и прорвались в здание с одного из входов. Я видел одного из боевиков, который ворвался одним из первых в Дом профсоюзов. Он был в камуфляже, на голове был голубой берет с украинским значком, может быть, это был бывший десантник или спецназовец. Когда они ворвались вовнутрь, этот боевик увидел, что внутри были женщины и раненые, поэтому закричал: «Ребята, никакого самосуда!». Но на его соратников это не подействовало, нас жестоко избили. Внутри здания шел бой, погиб депутат Областного совета, великолепный человек Станислав Маркин. Потом, когда нас выводили из Дома профсоюзов, мне удалось оттуда сбежать.

— Как вам это удалось сделать?

— Когда меня выводили из здания, на мне уже не было георгиевской ленточки, и я почувствовал, что вокруг меня никого нет, пустота. После удара по голове, все выглядит фрагментарно. Когда я проходил мимо милиционеров, видимо кто-то из Правого Сектора принял меня за своего и закричал: «Иди сюда». Потому что, если бы он принял меня за противника, то меня, наверное, уже не было бы в живых. Поэтому я навалился плечом на одного из милиционеров, он отодвинул щит, и я прошел через строй.

Меня спасло то, что я шел в направлении машин скорой помощи. Мне оказали медицинскую помощь, перебинтовали лицо, руки. В этот момент произошло очень интересное событие. Когда я подходил к машинам скорой помощи, я увидел, как с площади убегал очень хорошо одетый человек, в галстуке, а за ним гнались другие люди и кричали, что это все из-за него. Они очень быстро убежали вверх, меня это очень смутило, но я не пошел за ними, так как я боялся попасть «под раздачу» опять и я тихо пошел по улице. За машинами скорой помощи стояло примерно шесть или семь очень дорогих джипов. Я не могу сказать, кто это был, но думаю, что это те люди, которые могут себе позволить ездить с охраной на джипах.

Когда я начал уходить с площади, я пришел к тому месту, откуда меня вывели. Потом когда я увидел, что мне навстречу двигается группа мужчин, я ушел во дворы и долгое время ходил по дворам. Начинало темнеть, я стал понимать, что пора двигаться к дому, тем более, постоянно звонила жена. Она знала, где я, все события транслировались в прямом эфире. Она стояла перед иконой и молилась, пока я не ответил. Потом позвонила дочка и сказала, чтобы я шел домой.

— А что произошло с остальными выжившими в Доме профсоюзов?

— Их вывели по коридору, и, судя по съемкам, избивали, а потом погрузили в автозаки и отвозили в центральный следственный изолятор. В СИЗО люди находились один день, до 3 мая, а 4 мая одесситы штурмом взяли СИЗО, выпустили оттуда 63 человека. Говорят, что 16 человек из этих шестидесяти трех были убиты за то, что давали интервью российскому телевидению, притом, человека снимали со спины.

— Николай,  говорят, что людей отравили каким-то химическим газом перед тем, как сжечь?

— Я не чувствовал, что применяли какие-то специализированные химические средства. Когда горит пластик, он выделяет ужасные токсические вещества. Это и происходило в том месте, где находился я. У каждого человека своя дыхательная система. Меня очень поразило, что некоторые, особенно люди пожилого возраста, стали сразу задыхаться. Я считаю, что это было следствием горения компьютерной техники и пенопласта.

— Некоторые утверждают, что жертв было гораздо больше, чем официально заявленная цифра?

— Я не могу говорить то, что я лично не знаю. Я не считал количество жертв. Сначала официально говорили, что погиб 51 человек и 200 были ранены. Но я в этот список не попал, потому что не ходил в больницу, чтобы меня не зарегистрировали, а потом не вычислили. По некоторым слухам погибло 116 человек, количество раненых не знаю, со стороны «Правого сектора» тоже были потери, они задыхались так же, как мы. Никакой координации действий и никакого единого управления ни у нас и ни у них, как мне кажется, не было. У них была задача уничтожить противника.

— Мне рассказывали, что в Доме профсоюзов произошло одно чудо. Иконы и кресты, которые находились в храме-палатке на Куликовом поле, занесли в Дом профсоюзов и они не сгорели.

— Действительно, мы вынесли иконы из храма-палатки, чтобы их не уничтожили. Мы прекрасно знаем, что их сторону поддерживает униатская церковь, которая всячески пытается натравить одну церковь на другую, поэтому и забрали иконы, мы же не думали, что будем гореть. Очень хорошо, что эти иконы не сгорели, значит, мы не зря трудились.

— Николай, как сложилась ваша дальнейшая судьба и судьба тех, кто остался жив?

— Из-за этих событий я оказался в Москве, хотя в Одессе у меня был свой небольшой бизнес. Старые телефоны моих товарищей не отвечают, дозвонился до брата человека, который был со мной в Доме профсоюзов, он сейчас находится в Приднестровье, за каждого назначено вознаграждение по десять тысяч долларов. За себя я не волнуюсь, я в России, я дома, переживаю только за свою семью. Хотелось бы забрать свою семью сюда. Я выжил только потому, что не искал спасения, шел до конца. У меня остались последствия травм. Я знаю, что в Москве есть одесситы, хочу с ними встретиться и поговорить о том, что делать дальше.

— Как преодолеть вражду между людьми?

— Видимая консолидация общества может проходить только в мирной обстановке. Когда идет гражданская война, то любая консолидация общества, а тем более ненужные высказывания в ту или иную сторону, могут привести к неоправданным жертвам. Сейчас идет партизанская война. По украинским новостям совсем недавно передавали, что в Киево-Печерской лавре бойцы Самообороны Майдана заперли 300 человек. Они попытались штурмом взять Лавру и устроить там то, что устроили в Одессе. Боевики обвинили этих людей в том, что они хотят объявить в Лавре Киевскую народную республику и отделиться от Украины. Все строится на провокациях.

Беседовала — Елена Тюлькина
Источник