Преподобный Иустин (Попович): Агония европейского гуманизма

Европейская культура своим основанием имеет человека. Человеком исчерпывается ее программа и цель, ее средства и содержание. Гуманизм   является ее главным архитектором, вся она построена на софистическом принципе: человек есть мера всех вещей, и к тому же это — европейский человек. Он — верховный созидатель и распределитель ценностей. Истина — это то, что он провозглашает истиной; смысл жизни — то, что он считает смыслом жизни; добро и зло то, что он считает добром и злом. Короче говоря, европейский человек провозгласил себя богом. Неужели не видно, как он неизмеримо любит жить как бог жить «как бог» наукой и техникой, философией и культурой, религией и политикой, искусством и модой; жить как бог любой ценой, даже инквизицией и папизмом, огнем и мечем, и людоеством? Он языком своей гуманистическо-позитивистской науки объявил, что нет Бога, и руководимый этой логикой, он смело сделал вывод: поскольку Бога нет, то я сам — бог!

Ничего более не любит европейский человек, как представляться богом, хотя во Вселенной он как мышь в мышеловке. Чтобы доказать свою   божественность, он объявил, что нет «того» света, а следовательно, нет и др. небесных живых существ. Он так или   иначе хочет овладеть природой, подчинить ее себе, и поэтому организовал систематический поход на природу, который назвал   культурой, в него он запряг свою философию, свою науку, свою   религию, свою этику, свою политику, технику… Ему удалось отшлифовать некоторый участок в материальном мире, но не преобразовать его. В борьбе с природой человеку не удалось ее «очеловечить»; зато она смогла ограничить, «оземлить»,  «овеществить» человека, прочно приковать его к земле, свести   его к материи, и теперь он сознает себя только как материю. А кто победил? — Ирония, ибо культура сделала человека рабом   материи, рабом вещей, рабом тления, Очевидно положение: европейский человек не бог, а раб вещей. Самозванный бог холопствует перед вещами и идолами, которых сам изготовил В   своем походе против всего сверхъестественного он   достижениями своей культуры подменил все духовное: небо, душу, бессмертие, вечность, живого и истинного Бога. И культуру провозгласил богом, ибо на этой помраченной планете человек не может выдержать и выжить без бога, любого бога, будь то лжебог, — такова фатальная ирония так устроенного человека.

Разве не очевидно, что европейский человек в своей культуромании превратил Европу в фабрику идолов? Почти всякое достижение стало идолом; потому   наше время есть прежде всего время идолопоклонства. Ни один   континент так не наводнен идолами, как Европа. Нигде так не   пресмыкаются перед вещами и не живут для вещей и ради вещей, как в Европе. И это идолопоклонство в худшем виде, ибо оно представляет собой поклонение глине, земле. Скажите, разве человек не поклоняется озовой глине, когда самолюбиво обольщает земляное, бренное тело свое и упрямо твердит я   есть плоть и ничего, кроме плоти? Скажите, разве не поклоняется человек розовой глине, когда своим идеалом провозглашает массу или народ, или человечество?

Несомненно, Европа страдает не от атеизма, но от многобожия. Потеряв настоящего Бога, она захотела насытить свой безбожный голод созданием многих лжебогов, идолов. Она создала идолов из всего: из науки, ее гипотез и открытий, из техники, из религии и ее представителей, из политики и ее партий, из моды и ее манекенов. А посреди всех идолов на космический трон эгоизма  посадила европейского человека, европейского Далай-ламу.

По существу, европейская культура — это фетишизм вампиров, фетишизм в европейском костюме. «Погоня за вещами» — вот отличительная черта   европейского человека. Фетишистская метафизика европейской   культуры практически выражается в фетишистской этике. Древний языческий фетишизм отличался людоедством. А разве новый европейский фетишизм не отличается людоедством, только замаскированным, культурным людоедством? Разве европейская   культура своими устами не провозгласила главным принципом   жизни борьбу за сохранение? Что это, если не призыв к   людоедству? Не означает ли это: человек, борись за   самосохранение всеми средствами, а если нужно — и людоедством! — ведь главное: сохранить себя в жизни. А каким   образом — это не регулируется контролем совести. Жизнь — это бойня, в которой господствует право заколоть более слабого, и слабые люди являются материалом для сильных. Поскольку ни Бога, ни бессмертия нет, постольку человеку ради самосохранения все разрешено. Разрешены грехи, зло, преступление. Позитивистская наука объявила, что все   случающееся происходит по природным законам, а в природе главным законом является закон необходимости, который сейчас и господствует над людьми, их мыслями, чувствами,   стремлениями, поступками. Когда грешат, грешат-де по необходимости. Человек, ты не виноват даже в самом большом   преступлении, ибо все делаешь по естественной   необходимости… Не удивляйтесь — грех не может существовать (его не может быть) для человека, для которого не существует Бог, ибо грех есть грех пред Богом, и если нет Бога, то нет   и греха, как нет ни зла, ни преступления.

Метафизический нигилизм европейской культуры, выраженный принципом: «нет Бога» — должен быть причиной практического нигилизма, принцип   которого: нет греха, все озволено! Обратите внимание: своей философией, наукой, техникой и т.д. европейская культура систематически вытесняет из человека все вечное и бессмертное, виртуозно парализует в нем чувство бессмертия, сдавливает его душу, пока не сведет ее к нулю.

Нужно освободиться от Бога — вот явное и тайное желание многих творцов европейской культуры. Они хотят осуществить его через гуманизм и   ренессанс, через натурализм Руссо и обтрепанный романтизм, через позитивизм и агностицизм, через рационализм и волюнтаризм, через парламентаризм и революционность, А самые смелые из них создали лозунг: нужно убить Бога! Наконец, самый последовательный и искренний творец и исповедник европейской культуры Ницше с вершины пирамиды человекомании и эгоизма объявил: «Бог умер!».

Когда нет ни вечного Бога, ни бессмертной души, тогда нет и ничего абсолютного, всеценного, но все относительно, смертно, преходяще. И действительно, отвергнуты абсолютные ценности и воцарены относительные.  Несомненно, относительность — это логика, природа и душа гуманизма. Теория относительности Энштейна есть конечный, суммарный результат гуманизма и всех его философских, научных, технических и политических ответвлений. И не только это, но в самой последней своей конкретности гуманизм является не чем иным, как нигилизмом.

Кризис европейского духа так описывает немецкий философ Карл Йоил: «Нашей точке зрения на   мир недостает стремления к целому вообще и к абсолютному. Недостает нам силы убеждаться, а вместе с тем и силы верить; в нашей морали нет великих характеров; в нашей истории нет личностей, которые бы выражали в неразрывной связи интересы времени и народа. Нет у нас великой поэзии, потому что наша  фантазия, отторгнутая от космического целого, ухватывается  лишь за незначительное, а к великому относится лишь как к  забаве, так как наши поэты не обладают больше тем   космическим чувством классиков, которое их поэзии придавало высшее звучание, а их образам — внутреннюю необходимость. Налицо лишь одурманивающее художество тона без мелодичности и самое пестрое иллюстрирование и инсценировка без души; налицо богатая и живая сцена без актеров, герои которой лишь массы и марионетки; налицо режиссура как искусство явлений без сущности; налицо, наконец, богатая как никогда жизнь, но  без мира и спокойствия, без внутренней гармонии, ибо этой жизни недостает стремления к целости, абсолютности, к определению смысла мира и человека. Так кризис философии становится кризисом времени».

Гуманизм не мог не развиться в нигилизм. Не может человек не стать нигилистом, если не признает никакой абсолютной ценности. Если продолжать   логику, то мы придем к выводу, что относительность — это мать анархизма, ибо поскольку все существа относительны, то ни одно из них не имеет права навязывать себя другим в качестве абсолютного, а если оно попытается это сделать, то   необходимо бороться до уничтожения. Если все ценности   относительны, то какое право имеет какая-либо из них провозглашать себя верховной? Поскольку в человеческом мире   нет ничего абсолютного, то не существует ни иерархии существ, ни иерархии ценностей, — существует лишь анархия.

И действительно, нигилизм и   анархизм есть логический финал европейской культуры, неизбежная заключительная форма европейского гуманизма и   релятивизма. Гуманизм обязательно развивается в атеизм, проходит через анархизм и завершается нигилизмом. Если кто сегодня атеист, знайте, что если он последователен, завтра   он будет анархистом, а послезавтра нигилистом. А если кто нигилист, знайте, что к нему он пришел от гуманизма через   атеизм.

Что остается от человека, когда из его тела выйдет душа? — Труп. А что от Европы, если из ее   тела выйдет Бог? – Труп. Изгнали Бога из космоса, разве не осталась мертвость? Что представляет собой человек, отрицающий душу в себе и в мире вокруг себя? Не что иное, как одетую глину, ходячий глиняный гроб, Результат поражающий: влюбленный в вещи европейский человек и сам стал вещью. Личность обесценена и разорена, остался человек-вещь.   Нет целого, бессмертного, Богоподобного человека, остались   только обломки человека, телесная скорлупа, из которой изгнан бессмертный дух. Правда, эта скорлупа отполирована, вычищена до блеска, татуирована, но все же скорлупа. Европейская культура обездушила, овеществила человека,   сделала машиной; она похожа на чудовищную машину, глотающую людей и перерабатывающую их в вещи. Финал тягостен и трагичен: человек есть бездушная вещь среди бездушных вещей.

Преподобный Иустин (Попович)