Рождественская пайка хлеба

hleb
В преддверии светлого праздника Рождества Христова предлагаем читателям фрагменты воспоминаний, связанные с городом Пензой, монахини Елисаветы (Крючковой), первой начальницы возрожденной Марфо-Мариинской обители милосердия в Москве. Эта обитель, как известно, была основана в начале прошлого века.

История отмеряла дни и годы жестоких испытаний, имя которым – война. Волею судьбы мы с бабушкой оказались в Пензе. Студеный январь выдался снежным. Укутанные в платки, мы пробирались к дому. Валенки утопали в сугробах, грозя там и остаться. Только мы ничего не замечали. Бабушка прижимала к груди пайку хлеба, который все еще хранил печное тепло и аромат.

– Ну, слава Богу, отоварили карточки, теперь встретим Рождество! – неожиданно прервала она молчание. – Варку вскипятим, попьем с сахарином. Вот и праздник будет. Господь нас не оставляет!

И свободной рукой она перекрестилась.

Я насторожилась. При мне никогда не говорили ни о Господе, ни о Деве Марии, ни о Рождестве.

Бабушка, что за праздник такой?

Вырастешь, узнаешь. Не приставай! – неожиданно резко сказала она.

Однако я не унималась. Не знаю, чем бы закончилась наша перепалка, если бы рядом вдруг не раздался хриплый голос: «Mutter, gib mir Brot!»

Батюшки! Мы и не заметили, как оказались рядом с колючей проволокой, за которой пленные немцы долбили лед. «Mutter…» – повторил тот же голос, и я увидела высокого тощего немца. Он протягивал нам похожую на клешню коричневую негнущуюся ладонь. И сам он был какой-то коричневый. Или серый, уж и не помню. Помню только, как огнем полыхнуло у меня в груди. Враг! Вот он, рядом. Но теперь он не страшен. Можно мстить за все! Меня распирало от ненависти и зла. И в это время произошло, как мне тогда показалось, самое ужасное. Бабушка, моя родная бабушка, протянула пленному хлеб! Он схватил его на моих глазах и, вцепившись окоченевшими пальцами, начал жадно заглатывать большими кусками нашу мечту.

– Что ты наделала? – закричала я. – Он убил нашу Маню! Гену маленького живьем закопал! Дяди Валентина танк поджег! А кто подбил дяди Женин самолет?!

Испуганно оглядываясь по сторонам, бабушка пыталась закрыть ладонями мой кричащий рот. Потом схватила меня в охапку и потащила прочь, подальше от беды. Я же вырвалась и продолжала кричать.

– Доченька моя, внучечка моя! – причитала бабушка по дороге. – Может, это не он. Пожалей его, он кушать просит. А Рождество для всех одно. Грех не дать! Господь милостив, нас не оставит!

Минули десятилетия. Давно нет со мной моего верного друга бабушки Наталии. Почили мои отец и мать. Выросли дочери. А история с пайкой хлеба имела свое продолжение.

В конце восьмидесятых – начале девяностых годов было модно принимать по школьному обмену детей-иностранцев. В канун Рождества на нашу голову «свалились» три девочки из Германии. Прилавки магазинов тогда, кто помнит, настолько опустели, что чем кормить гостей, мы не знали. Но вот пойдет мой супруг в магазин – и не успеет остановиться возле прилавка, как тут же «выбрасывают» кур или мясо, или молоко, масло – словом, дефицитные продукты. Чудеса, да и только! И семь рождественских дней прошли весело, сытно. Уезжали девочки со слезами на глазах. На прощанье щедро вывалили из чемоданов, похожих на сундуки, горы шоколада, конфет вперемешку с суповыми пакетами и колготками. Оказывается, испугавшись русского холода и голода, они решили запастись всем. Глядя на все это, по нашим тогдашним меркам, богатство, я вдруг четко осознала: вот она, рождественская пайка хлеба! Через годы вернулась в мой дом изобильным благодарением от голодного пленника, затерявшегося в холодных российских снегах, от его соотечественников… Моя дорогая бабушка! Как я тебе благодарна за все!
Идут годы… И за это время у меня был еще один повод вспомнить про рождественскую пайку хлеба. Чудным образом отозвалась она в жизни нашей Марфо-Мариинской обители. Это случилось в первые месяцы после ее открытия. Только что удалось войти в ее стены, освободить третий корпус и поселиться там. Арендаторы покинули здание и прихватили все, что плохо лежало. Заодно выдернули розетки, заморозили отопление. Мы оказались в темноте и холоде. Был канун Рождества, строгий пост. После всенощной мы с сестрами отправились в трапезную попить чайку, чтобы согреться. Неверное, пламя свечи освещало стол, сестер, укутанных – кто во что горазд, чашки и буханку хлеба – одну на всех. В то время мы жили скудно. Уже собирались разделить хлеб, как вдруг в дверь постучали.

– Аминь, – откликнулись разом. В проеме возник промерзший бомж.

– Сестры, хлебушка не дадите? – спросил он и добавил: – Давно не ел… Пожалуйста, не откажите.

А сам все смотрел и смотрел на хлеб. В памяти шевельнулось прошлое. Что за наваждение? Сердце болезненно заныло, и я как бы воочию увидела коричневую, словно клешня, руку… Я схватила буханку и протянула ее незваному гостю. Он тут же ушел. Почти убежал. Сестры опомнились, и стали меня упрекать: мол, надо было кусочек отрезать, не все же отдавать – слишком жирно!

И тогда я рассказала историю, с которой вы уже знакомы. А в конце добавила:

– Не печальтесь, дорогие мои, Господь нас не оставит. Елизавета Федоровна (святая преподобномученица Елисавета) не даст нам пропасть. Она тут хозяйка и не допустит беды.

Не успела я договорить последнюю фразу, как в дверь снова постучали. Все напряглись. В проеме возникли новые лица. На этот раз незваные гости были хорошо одеты.

– Скажите, где сестры обители? – спросили они.

– Это мы.

– Но только у нас ничего нет! – шепотом добавила одна из нас.

А мы вам пожертвования привезли. Там много всего. Покажите, куда разгрузить.
Сестры молча переглянулись. И вот вдоль стен стали вырастать ящики с тушенкой и рисом. Ящикам не было конца. Затем последовали бесчисленные коробки с кексами, зефиром, другими сладостями.

– Кто вы, за кого помолиться? – спросили мы у незнакомцев.

– Не надо, Господь все знает.

Рождество выдалось замечательным. Служба была торжественной и радостной.

Потом пошли пить чай. За праздничным столом уместились все – и сестры обители, и прихожане. Более ста человек. Наши скромные прихожане, позабывшие, как выглядят многие сладости, радовались, словно дети. И мы радовались вместе с ними. Потом больше чем полгода мы подкармливали бомжей консервами. Среди бомжей оказались хорошие специалисты, которые наладили нам отопление, сантехнику, собрали мебель, повесили люстры. Немножко отъевшись, набравшись силенок, они со временем устроились, кто куда, на работу и устроили свои судьбы. Все до единого! Вот так все было.