История обращения харизматического пастора в Православие

Здравствуйте! Меня зовут Серафим – это имя мне было дано в Крещении.

Находясь с юных лет в протестантизме, я многое прошёл и впоследствии с легкостью свидетельствовал о трагичных эпизодах своей жизни. Сейчас же, обратившись в Православие, это желание куда-то испарилось, вместе с ним исчезло и былое красноречие. И, тем не менее, откликаясь на просьбу, попытаюсь поделиться историей обретения мною Истинной Веры.

Веским мотивом к согласию на рассказ моей истории послужил тот факт, что уже не в первый раз на различных интернет форумах в обсуждениях я встречаю людей, называющих себя православными, но проповедующих ереси неопятидесятничества. Моё повествование не является богословским очерком, в нём отсутствуют доказательства «из Писания» и прочие полемические аргументы: я всего лишь попытался вкратце описать свой путь в Православие.

С малых лет я проживал в Казахстане, где и уверовал в пятнадцатилетнем возрасте в протестантской церкви под названием «Благая Весть». Люди, принявшие меня в свою общину, были очень хорошими. Аспект дружеских отношений красной нитью связывает жизни многих попавших в протестантизм, и как я осознал позже, является препятствием к познанию Истины. Водное крещение я принял через пару месяцев после того как уверовал, тогда мне только что исполнилось шестнадцать. «Крещение Духом» и языки получил и того раньше, заговорив чётко, ясно и членораздельно, далее с течением времени «язык» менялся несчетное количество раз, приобретая оттенки, то азиатских, то европейских, то еще каких-то незнакомых мне диалектов. В двадцать лет я поступил в «школу Библии» на очное отделение закрытого типа всемирной миссии «Грейс», что в переводе означает «Благодать». Проучившись три месяца, оставил обучение, так как в школе наличествовал один лишь физический труд вкупе с практикой заучивания наизусть библейских цитат. Являясь весьма любопытным по жизни, я пытался всегда докапываться до всего и тянулся к знаниям. В общем, в двадцать пять лет, дождавшись преобразования библейской школы в семинарию, я вновь в неё поступил, желая в дальнейшем обучаться в московской академии. Обучение напоминало армию или монастырь: зайдя за ворота учебного заведения, я вышел из него только через год. После окончания я начал служить на должности пастора, но в диаконском сане, так как не имел «рукоположения». Служил в одном из поселков центрального Казахстана, где помогал районному пастору и имел определённые перспективы. У нас был дом молитвы площадью 200 квадратных метров. Служил, получал заработную плату. Вспоминая о своём служении, мне становится стыдно: я играл на музыкальных инструментах и пел на иных языках, писал музыку и стихи, некоторые из которых «переводил» на иной язык. Мне казалось, что я всегда понимаю смысл собственных молитв на ином языке. Я пророчествовал и видел исполнения своих пророчеств, часто сталкивался с проявлением бесов, после рассказа о которых, моей супруге до сих пор становится страшно. Бесов я видел совершенно явно, я изгонял их из себя самого так, что занавеска напротив меня колыхалась как от сильного ветра. Случалось многое: я молился за людей с возложением рук, и они падали, по моим молитвам люди выходили из комы, случались и другие чудеса. В общем, у меня был полный набор харизмы. Всё описанное мной происходит – это не сказки.

Однажды после семинарии, получив «пророчество от Бога» о поездке в Россию миссионером, я принял его, сказав всё своему высшему руководству, передал церковь и спустя несколько месяцев уехал из Казахстана. Конечно же, помимо своего «откровения», я имел «подтверждение» от своего друга «пророка», постоянно видевшего вещие сны, ангелов, «Бога» и «Христа». Чудес была масса — это действительно духовная реальность, в которой ты живешь, в которую веришь, в которой тебя окружают счастливые от всего этого духовного коктейля люди. «Никто да не обольщает вас самовольным смиренномудрием» — как жаль, что есть те, кто любит принимать образ ангелов света.

Приехав в Россию, я через некоторое время женился на девушке протестантке. Столкнувшись с бюрократией, надолго потерял активность, пытаясь зарабатывать, оформлял гражданство. Родился ребёнок. Работая в охране, имел массу времени и так как чувствовал духовное опустошение, с новыми усилиями изучал богословие как католическое, так и православное. Мне очень хотелось спасать православных русских, именно поэтому я с особенным усилием начал штурмовать православные дисциплины веры, которые, кстати, неожиданно очень трудно меня давались. Было некое отвращение. Утешали меня труды Александра Меня и Оригена, читая которые мне, тем не менее, становилось всё тяжелей внутри. Причину этой тяжести я не понимал и начал много молиться, слушать «взрывные» проповеди, но, в свою церковь ходить уже не мог. Изучая жизнь истинной Церкви, я начал замечать огромные дыры в протестантизме, несмотря на «духовный» опыт и множество чудес, которые к тому времени лишь увеличились в моей жизни в большом количестве. В России я провёл почти два года, из которых около одного я никуда не ходил, посвящая всё своё свободное время чтению, прочитывая порою одновременно по четыре, пять книг. Переваривать такой объем мне было не сложно: ещё в детстве я проглатывал книгу в 500 страниц за один день. Постепенно я начал понимать Православие, хотя не в силах был преодолеть «стену» из икон, Богородицы, мощей. Нет, я понимал, что это не относится к догматическому восприятию, а лишь внутренние привычки, вбитые в меня за тринадцать лет моего пребывания в протестантизме, и которые я усилил сам, изучая протестантские вероучения. В беседах с друзьями я не позволял им осуждать Православие, вполне удачно отстаивая иконопочитание и прочие православные вероучительные аспекты. Некоторые мои друзья впоследствии так же стали православными.

Можно сказать, я всерьёз начал присматриваться к Православной Церкви и вспомнил, что слышал о бывшем православном священнике Журавлёве. Ныне он харизмат, именующий себя православным архиепископом. Я нашёл его контакты, познакомился, общался около полугода и встретился с ним, проехав для этого 2000 км. Был вновь посвящен им в диакона, только теперь «православного», после чего получил новое «видение» насаждать реформаторские «православные церкви». Не за горами был пророчествованный мне сан «епископа», который обещал мне Журавлёв за пару открытых мною домашних деревенских церквей вкупе с одной городской. Это было совсем не трудно, так как в наличии имелись люди, готовые встать со мной рядом. Но вот парадокс: уже во время поездки за саном, я понимал, что не согласен с позицией Журавлева по поводу мощей, икон и Богородицы. Со мной случилось настоящее чудо: изучая православное богословие, я ни разу не читал житий святых. Жизнь православных святых начала мне открываться в тот момент, когда я изучал труды отцов каппадокийцев, а потом набрёл на житие Серафима Саровского. Прочитав его, я начал читать жития других святых и задался вопросом: «Неужели этих великих святых можно назвать идолопоклонниками, еретиками, язычниками и другими многими эпитетами, коих в протестантизме по отношению к православным немало?». Но я не мог этого сказать, а раз не мог, то и не грех верить так, как верили они. Отныне я начал изучать только Православие и как будто очнулся, пелена пала с глаз. Когда-то я именовал православных невеждами, но оказалось, что именно я являлся абсолютным невеждой и дремучим язычником, ничего не знавшим и не понимавшим.

В один из вечеров я встал на колени и покаялся перед Богом в протестантизме, попросил прощения у Богородицы, всех святых и ангелов. Я не знал их еще, не мог им молиться, не мог почитать их и, боясь лицемерить, не почитал. Тогда случилось действительно ужасное: вдруг я начал понимать, что всё, во что я верил раньше является ложью, не имеет основания. Мне было горько осознать это: долгие годы я жил в заблуждении и обмане, верил в то, чего не существует. Тяжело было еще и оттого, что мне помогал воцерковляться человек, называвший себя православным, но молившийся как и я «языками». Поэтому я думал, что языки являются благом и продолжал жить без Церкви. Но тяжесть не отпускала, нужно было ехать в Киев на «собор» за очередной «хиротонией» тогда, как я уже отрекся от учения Журавлёва. Мне было трудно ему в этом сознаться, и я не поехал. И опять начало давить: читая отцов, я понимал, что ни один из них не поддерживает ни мои языки, ни мое самоспасение. Серафим Саровский, которого я уже полюбил и чтил, вряд ли бы одобрил меня раскольника. В конце концов, я решил присоединиться к Церкви. Пришёл в храм и познакомился с чудесным батюшкой, который поразил меня льющейся из него любовью. Я обрёл в нём духовного отца, вкусил через него благодатной любви Бога, которой Он исцелил меня через своего верного слугу от гордыни, воцарив в моём сердце тихое смирение, от чего мне хотелось радостно плакать.

Я увидел как много скрытой гордыни в бунте протестантизма, который стеною скрывает Бога, заставляя верить в другого Христа. Не боюсь так писать — это истинно так, многие смогут повторить мои слова. Оставалась последняя проблема — иной язык. Вопреки мнению отцов Церкви, я продолжал держаться учения харизматов, боясь похулить Духа и сказать о языках что-то плохое: слишком глубоко в меня вошло это учение. Я долго боролся и испытывал внутренние терзания. Наконец, однажды, я решился, зажмурился и отрекся от того, что внутренне еще не отвергал. Я молился и говорил Богу, что сделал этот шаг ради послушания Церкви. Уместным будет сказать, что до этого я проводил эксперимент: при помощи компьютерной программы я выяснил, что мой язык являлся латынью. Программа перевала сказанные мной слова, фраза была грамматически последовательной и в принципе даже пророческой, как мне тогда казалось. У этого эксперимента есть православные свидетели, которые могут подтвердить мои слова. Так вот, несмотря на всё это, сразу после отречения я осознал ясность учения Библии о языках, понял свою былую слепоту, правоту отцов Церкви. Бог помог мне отречься от своего заблуждения, Он снял пелену с моих глаз.

Таинство Крещения, после чина присоединения, Таинство Миропомазания и, наконец, Святое Причастие — его мне не забыть никогда. Я как будто оказался на Небе: то, что происходило со мной не нуждается ни в апологии, ни в богословии, ни в догматике — это Отец, Сын и Дух Святой, Лично со мной в Своей Церкви, нежно, мощно, тихо, смиренно, свято, чисто. В тот глубокий вечер во мне всё перевернулось, старое ушло, Иерихон рухнул. Ушла вражда, я осознал, что ощущения собственного сектантства всегда было во мне, только скрывалось под протестом своего Я. И как много этого Я в протестантизме, на котором построено абсолютно всё исповедание, богословие и культура, вся харизма. Это не всплеск эмоций, подобное переживают все освобожденные от протестантского бунта. Мне нравится в Православии один момент: теперь у меня появилась возможность смотреть через призму учения отцов, через их жизнь и подвиги Господь показывает истинное положение вещей, и я уже не говорю, что Бог мне открывает, будто я достиг чего-то в Боге, но «молитвами Пречистой Матери Твоей и всех Святых»…