Дмитрий Энтео назначил нам встречу в фойе гостиницы «Салют» на Ленинском проспекте, где проходил Международный фестиваль социальных технологий в защиту семейных ценностей «За жизнь».

 – Я вижу, что здесь проходит некий prolife–фестиваль, расскажите, что вы на нем делаете?

 – Да, это prolife–фестиваль, за жизнь. Я занимаюсь этим четвертый год, мы рассказываем про свои проекты, потому что деятельность в защиту жизни, запрет абортов является одной из приоритетных для нашего движения. Мы считаем, что это острейшая социальная тема, и поэтому мы провели ряд мероприятий за этот год. Это участие в сборе подписей за запрет абортов — как-то вот так все это выглядит (показывает бланки с подписями), это пропагандистская работа в школах, в вузах, это митинги и акции прямого действия, когда мы делаем сознательно некое медийное событие, заточенное под СМИ, для того, чтобы имплантировать эту тему в текущую повестку дня.

 – Вы равняетесь на законопроект, который недавно обсуждался в Думе, или у вас просто есть требование, а его конкретное юридическое оформление не принципиально?

 – Мы требуем законодательного запрета абортов, то есть признания права на жизнь с того момента, с которого эта жизнь с точки зрения современной науки начинается: с момента зачатия. Поэтому мы требуем полного запрета абортов. Понятно, что могут быть какие-то исключительные случаи, типа внематочной беременности, которые должны отдельно решаться консилиумом врачей, которые несут ответственность за свое решение, но в любом случае беременная женщина — это два пациента, а не один. Сегодня любые проблемы решаются абортом, как будто это обыкновенная медицинская процедура. Современные матери наперебой рассказывают, как их со скандалами уговаривали делать аборты — если это четвертый ребенок, или бывают случаи, когда говорят, что есть серьезная патология плода, а ее нет. Доходит до столь инфернальных явлений, когда есть планы по абортам, есть планы по количеству абортивного материала, который клиники потом сдают, чтобы из него производить стволовые клетки. Возвращаясь к теме форума: это для нас важная площадка, потому что сюда съезжаются консервативные деятели со всего мира, мы находим новые знакомства, прорабатываем международные проекты. Подобная площадка для общения — это очень важно.

– У меня сразу несколько вопросов. Прежде всего, я заметил по вашим интервью и статьям, что у вас уже есть политическая программа — если раньше это был в большей степени такой активизм-акционизм, то теперь уже именно политическая программа?

– Действительно, мы взрослеем, переходим в более консервативное русло. Нам это интересно, тем более что консервативный дискурс в России не развит. То, что мы имеем сейчас, — это во многом какие-то совковые метастазы. Через заигрывание с христианскими ценностями пытаются продвигать какие-то совершенно другие, чуждые христианству идеологические проекты.

– Типа православного сталинизма Проханова?

– Типа православного сталинизма, типа всякого евразийства.

– То есть вы отрицательно относитесь к дугинскому варианту консерватизма?

– Ко многим людям, которые там находятся, я отношусь хорошо. Там есть хорошие люди, в том числе даже хорошие христиане — правда, далеко не все. Но эти идеи я безусловно считаю ересью. По сути, речь идет о том, что для интеграции православного народа с исламскими народами и буддистскими народами нужно создать общий идеологический базис, и создается квазирелигиозная парадигма, называющая себя традиционализмом. Это типичный постмодерн, когда нечто объявляется истинным только потому, что оно «аутентично», причастно локальной традиции. То есть если нечто традиционно на некоем ореоле обитания, то оно становится истинным: для русского истинно православие, а для иранца — шиитский ислам, а для бурята — буддизм… Все это смешивается, но просвещенные — например из кружка Головина, — прошедшие инициацию, имеют доступ к примордиальной прототрадиции, эдакому гнозису, они ее носители, а остальные, безусловно, профаны. И разные люди от этого идут по разным дорогам и мимикрируют под разные религиозные традиции: если Джемаль, то это ислам, если Дугин, то это христианство — для того чтобы реализовывать свои цели, в первую очередь политические. И на мой взгляд (я не могу заглянуть в сердце человека), какая «религия» была в кружке Головина, такая и осталась, и когда я смотрю видео, как они проводили ритуал — открывали на могиле Головина какой-то обелиск, — то лишний раз в этом убеждаюсь. А если говорить о товарище Джемале — а это человек, который трижды угрожал меня убить, глядя в глаза, и который говорил, что убийство отца Даниила Сысоева было, безусловно, оправданно — то он прямо говорил на своей лекции, что тот, кого все считают за Бога, — на самом деле дьявол, а дьявол — это Бог. То есть все эти «тайные знания» — очень банальные и пошлые гностические и манихейские культы, и все сводится к очень простым вещам: что добро — это зло, а зло — это добро.

– То есть вы против «консервативного интернационала»?

– Мы считаем, что православие должно быть чистым. Мы считаем, что оно самодостаточно, что Библия имеет ответы на вопросы о критериях, по которым мы должны строить нашу жизнь, критериях устройства общественно-политической жизни в том числе. И эти ответы, на мой взгляд, предельно эффективны и рациональны, потому что я верю, что Бог создал вселенную, Он ею управляет, и Его слово — Библия — коренится в природе вещей, и оно максимально рационально поэтому. Изучая историю, изучая статистику, я понимаю, что это безусловно так. Любой вопрос из тех, что мы подымаем, я могу обосновать с точки зрения статистики, с точки зрения целесообразности. Насколько бдительно я могу это сделать — судить не мне, но по крайней мере я и мои соратники в этом уверены. Поэтому мы считаем, что православие не нужно разбавлять никакими земными идеологиями, будь то православный коммунизм, православный либерализм, православный этатизм (то есть ура-патриотизм), православный национализм. Все это мы считаем искажением.

Об этом говорил очень уважаемый нами священник, иерей Даниил Сысоев, его больше пяти лет назад застрелили в храме в Москве. Он говорил, что подобно тому, как в свое время был введен термин «православие», чтобы защититься от многочисленных ересей (арианства в первую очередь), которые тоже считали себя апостольской Церковью, сегодня следовало бы ввести термин, чтобы отгородиться от всех тех, кто эксплуатирует христианское учение в политических целях. Я называю это уранополитизмом. Христиане, помните, что вы — граждане неба, что все в этом мире преходяще, что вы на все должны смотреть с точки зрения вечности, в том числе на устроение общественной жизни. Потому что сегодня столько людей под видом христианства продвигают свои взгляды и еще возмущаются, если кто-то их не принимает: условно говоря, если ты не православный сталинист, то ты агент госдепа, ты либераст, ты еще что-то там.

– Но тут есть все-таки, мне кажется, разница: если в исламе, например, шариат, как модель устроения государства, входит в учение, то в христианстве Августин в своем известном сочинении противопоставляет град земной и град Божий. Власть града земного всегда у него основывается на захвате чужого, на несправедливости, а град Божий — не от мира сего. Не случайно, опять же, в Византийской империи, которая известна своей Симфонией между властью и церковью, законодательство было построено на светском римском праве. И интересно было бы узнать, как именно юридически вы видите устройство христианского государства?

– Это интересный вопрос, наверное, ответ будет из нескольких пунктов. Начну с того, что Церковь может существовать при любом строе. Она была и при коммунистах, и при нацистах, была при императоре Нероне и при императоре Диоклетиане — при самых разных системах. С ними находила какие-то точки взаимодействия, или подвергалась гонениям, или, наоборот, поощрялась. Но есть понятие христианского государства — когда христиане чувствуют свою силу, когда они пытаются в соответствии с той истиной, которую они узнали от Бога, преобразовать пространство вокруг себя, в первую очередь — общественные нормы. С христианской точки зрения благо народа зависит от его отношения к закону Бога, и при этом чем ближе народ к православию, тем больше его ответственность. Для нас очевидно, что нравственный упадок всегда означал закат великих империй. Глядя на историю с христианской точки зрения, мы видим, что величайшим войнам, катаклизмам, вырождению целых народов предшествовало грубое нарушение законов Бога, которое становилось нормой. Например, легализованный гомосексуализм или жертвоприношения детей, или запредельная жестокость, или колдовство — за все это Бог наказывает народы, вплоть до полного истребления. Поэтому христиане имеют свою политическую программу, представляют себе, как хотят жить.

Есть вещи главные, есть второстепенные. Если говорить о главных, то это, безусловно, право на жизнь, то есть должны быть запрещены аборты и должна быть смертная казнь за наиболее тяжкие преступления. Это задача государства, потому что заповеди Бога, данные после Потопа детям Ноя, праотцам современного человечества — Иофету, предку всех европейцев и азиатов, Хаму, предку хамитов, то есть чернокожих и так далее, и Симу, предку семитов, — говорят о том, что тот, кто проливает невинную кровь, должен быть предан смерти. Отсюда начинается государственность, потому что до Потопа люди жили родовым строем. Для исполнения заповеди о смертной казни нужна исполнительная и судебная власть. Эта заповедь, безусловно, заповедь любви, она нужна была для того, чтобы человек научился ценить чужую жизнь, как свою. И сегодня далеко не каждый человек способен ценить чужую жизнь. Это основа римского права, и даже в пророчестве о конце времен говорится, что Удерживающий будет отнят от мира перед пришествием Антихриста — это о крушении национальной государственности, построенной на системе римского права, это одно из традиционных толкований этого фрагмента.

Государство никогда не построит рая на земле, но оно может сделать так, чтобы наша жизнь не превратилась в ад, сдерживая зло, для этого оно и было учреждено. Смертная казнь, безусловно, является сдерживающей мерой — если мы возьмем статистику по смертной казни, то увидим, что этим занимался ряд авторитетных американских институтов и что в штатах, где действует смертная казнь, количество убийств сокращается, потому что всегда у убийцы есть эта мысль: если он убьет, то сам может быть убит. Мы должны понимать, что есть феномен терроризма, есть такие люди, как Андерс Брейвик, который убил более 70 человек, в основном детей, а теперь родители этих детей читают в газетах, как он жалуется, что у него PlayStation 2, а не PlayStation 4, считает это разновидностью пытки — холодный кофе, проститутка только раз в месяц. Это несправедливо. Закон Бога строится на справедливости. В Российской империи была смертная казнь, у царя было право помиловать, у осужденного преступника — возможность покаяться и причаститься, то есть перед смертью примириться с Богом. А гуманистическая система без смертной казни противоречит Библии. Должна быть справедливость, то есть право на жизнь невиновного человека должно быть защищено, и при этом у того, кто отнимает жизнь у других и считает, что это нормально, жизнь нужно забрать, но не должно быть самосуда, должно быть государство, которое это делает. Бог дал эту власть. Это моя точка зрения.

Еще в качестве защиты права на жизнь можно вернуть право на оружие: у нас в стране тысячелетняя культура гражданского оружия, до революции оно свободно продавалось и им мог пользоваться любой крестьянин даже до отмены крепостного права, а большевики его запретили. Мы считаем, что это важная составляющая гражданского общества — иметь возможность защитить себя, свои семьи и свои святыни, в том числе, если это необходимо, и от тирании государства. Например, на этом фестивале мы обсуждали с представителями американских организаций, что скоро демократы отнимут у них и право на ношение оружия, как уже отняли право растить детей в нормальной христианской обстановке, сохранять понимание брака, данное Богом. Они очень глубоко чувствуют этот момент, и для них это последняя возможность защиты от тирании тех ценностей, которые они не признают, которые считают антиценностями.

Мы немного отвлеклись, но думаю, теперь понятно, что мы понимаем под правом на жизнь. Есть вещи главные, есть второстепенные. Главные — это защитить жизнь, защитить семью, защитить святыни от поругания, сделать так, чтобы прямое взаимодействие с оккультными силами — колдовство, которое люди сегодня, к сожалению, не воспринимают в большинстве серьезно, — не было нормой. Вот эти ценности очень важные — семья, жизнь, святыни. Дальше мы говорим уже о менее важных вещах, о каких-то взглядах, которые кто-то больше может разделять, кто-то меньше: о праве на оружие, о смертной казни. Если мы пойдем еще дальше, то придем к вопросам устройства экономики, судебной системы. Это вопрос приоритетов: я не могу сказать, что для меня одно и то же запрет абортов и легализация короткоствола или защита традиционной семьи от пропаганды гомосексуализма и экономические свободы. Все это сегодня важно, но первое для меня приоритетнее, чем второе.

– Как увязывается либертарианская программа с ограничением государства — короткоствол, запрет ювенальной юстиции и вмешательства государства в семейные дела с государственным запретом пропаганды гомосексуализма? Если государственная поддержка не осуществляется и при этом аборты запрещены, не приведет ли это к росту люмпенизированного населения, проживающего за чертой бедности? К тому же либертарианцы в США — протестанты, и с их верой в земное преуспевание как критерий вечного спасения максимально свободный рынок увязать куда проще, чем с православной точкой зрения.

– Поймите, наше мировоззрение и политические убеждения основаны не на какой-то либертарианской или нелибертарианской концепции, а на Библии. Та модель государства, которая там описана — это государство эпохи судей, так называемая Конфедерация судей, — созвучна части взглядов правых политиков по всему миру, в первую очередь в США (Партия чаепития). Поэтому во многом наши взгляды совпадают. Мы не считаем при этом, что должны учиться у протестантов — конечно, нет. У нас есть огромная традиция христианской государственности, православной государственности. Вопрос тут в том, что общество имеет право решать, как ему себя обустроить, и если оно хочет поставить во главу угла религию — то это его религиозная свобода. Безусловно, должны быть области, в которых государство должно присутствовать и должно быть могущественным и эффективным. Это прежде всего вопросы безопасности, внутренней и внешней, это вопрос защиты и сохранения традиционной семьи, которая формирует базис государства. Но есть другие области, связанные с гражданским обществом, с реализацией экономических свобод, и там вполне нормально, чтобы вмешательство государства было ограниченным.

Я не из тех, кому некая «мораль» свободного рынка заменила христианские ценности, безусловно нет. Просто я считаю, что вмешательства государства в жизнь общества должно быть меньше: меньше регуляции, меньше вторжения в частную жизнь, в семейную жизнь, меньше препятствий на пути ведения собственного дела. Не должно быть бесконечных лицензий, квот, разрешений: почему я должен платить какие-то огромные пошлины, получать какие-то непонятные справки? У нас из-за этого 80% населения понятия не имеет, как открыть свое дело. Заповедями сыновьям Ноя Господь ограничил сферу ответственности государства вопросами безопасности, справедливости, определенного нравственного поведения, но нигде в Библии не сказано, что государство может забирать себе сферы образования или здравоохранения.

С XIX века появилось одновременно в Германии и в Соединенных Штатах всеобщее стандартизированное образование, унификация личности, нужное для того, чтобы рынок был прогнозируемым и так далее, для создания идеальных солдат (это Бисмарк первым предложил такую идею), система пенсий — а ведь раньше гарантией старости выступали дети: чем их больше, тем лучше ты себя будешь чувствовать. Огромный удар по демографии данные меры нанесли. Появилась государственная медицина, появилась массовая государственная идеология, в итоге человек начал мыслиться как винтик в этой огромной тоталитарной машине, и все это привело к страшным, невиданным в истории трагедиям XX века, когда социализм — будь то национал-социализм Гитлера, или интернационал-социализм Сталина, или режим Мао — уничтожил более ста миллионов человек. Все это немыслимо, и человечество от этого до сих пор не оправилось — когда государство полностью подчинило себе не только жизнь человека, но и его мысли. И если в нацистской Германии ты не мог быть против, то при сталинском режиме ты не просто не мог быть против, но должен был быть за, да еще и с энтузиазмом.

И этот процесс продолжается, даже американская государственность, изначально основанная на христианских принципах и на идеалах свободы, начиная с 1960-х годов начала трансформироваться. Это великая левая революция 1960-х годов, когда идеи Франкфуртской школы неомарксизма, соединившей идеи Маркса с идеями Фрейда и сделавшей ставку на меньшинства, выстрелили, и случилась серия культурных революций (психоделическая революция, сексуальная революция), направленных на фундаментальное изменение нравственного кода, цивилизационного кода. Джон Леннон, «новые левые», мода на кровавого палача Че Гевару, который собственноручно убивал заключенных в своих лагерях, — все это порождения нового социализма. И в итоге люди, которые изначально курили траву и с коктейлем Молотова лезли на баррикаду, пришли в истеблишмент, стали истеблишментом, и сегодня Демократическая партия США транслирует неосоциалистический тренд по всему миру. Хиллари Клинтон, Барак Обама, Франсуа Олланд и так далее. Левое отребье пришло к власти в Греции — не без помощи русских. По всему миру разворачивается международный проект — это некое единое неосоциалистическое государство, предельно тоталитарное, чей тоталитаризм может обеспечиваться новейшими технологиями контроля. И мы видим сегодня, как по всему миру разворачивается глобальный проект, типа красного Интернационала, только новая версия, социал-демократическая. Образуется что-то примерно такое, как описывал Хаксли в «Дивном новом мире».

И я связываю это с тем, что можно прочесть в последней книге Библии — Апокалипсисе, где речь идет о том, что все государства мира объединятся в одно государство, и им будет править Антихрист. Более того, он будет ставить всем людям некие метки, печати, без которых человек не сможет ни купить, ни продать, он будет вне системы, будет подвергаться гонениям и убийству. А для того чтобы получить эту метку, нужно будет отречься от Иисуса Христа и поклониться Антихристу. На мой взгляд, это абсолютно реально — скоро государство до такой степени будет контролировать жизнь человека. Техника в конечном счете делает людей более уязвимыми для государства, уже возможны или вот-вот станут возможны такие вещи, как выведение из оборота наличных денег и привязка всех денег человека к виртуальному счету, контролируемому государством, анализ всевозможных данных, постоянное отслеживание местонахождения человека, состояния его организма, гормонального фона, анализ всевозможных данных, интересов, предпочтений. Все это дает немыслимые возможности для контроля над человеком, и тем более немыслимые последствия может иметь злоупотребление ими. Тоталитарные режимы прошлого никогда не обладали ничем подобным.

– Вы считаете, что государство последних дней будет секулярным?

– Нет, почему, оно не обязательно будет секулярным, оно может быть и оккультным, оно может быть синкретическим (типа Нью-Эйдж), каким угодно. Антихрист может сказать: «Я — Иисус Христос!» или «Я — имам Хатхи!», или «Я — Будда Майтрея!», «Я — последняя инкарнация Кришны!» и так далее. Социалистическое государство связано, на мой взгляд, с идеей Вавилона, это государство, которое пытается собой заменить Бога. Потому что в СССР, например, государство было Богом. Система была Богом. Партия была Богом, а вожди — Ленин, Сталин — были как пророки или полубоги, и сегодня в России мы тоже видим, как формируется гражданская квазирелигиозная идеология, которая пытается заменить собой православие. Кто-то называет ее «религией Победы», кто-то называет «гражданским культом». У нее есть свои ритуалы, свои святыни и свои почитаемые святые, свои представления о добре и зле.

Она есть в более незаметных формах, есть в более патологических. Например, писатель Проханов требует уже от Церкви, чтобы храмы были расписаны не только православными святыми, но и космонавтами, академиками, маршалами, генералиссимусами. То есть у него свое понятие о святости, поэтому он устраивает молебны с «иконой», на которой товарищ Сталин изображен, потому что он считает товарища Сталина пророком, считает ГУЛАГ нетварным светом и так далее. Но если у него это в гипертрофированном виде, то мы в принципе видим, что и из Победы делают культ, например. Сегодня ты можешь хулить Иисуса Христа — и тебе за это ничего не будет, но вот если ты чего-нибудь против георгиевской ленточки сделаешь — тогда все, ты будешь уничтожен.

Или товарищ Кургинян, у него тоже есть своя метафизика: он считает, что ритуалы сильнее смерти, что ритуал возложения цветов на могилы предков является начальной стадией вступания в общение с ними, интеграции с ними. Он выводит своих адептов несчастных на природу, они там жгут костры, они доходят до состояния транса, он вызывает мертвых, клянется перед ними, что они будут сражаться с врагами — происходит спиритизм. Об этом рассказывали христиане, которые там были. А сам он говорил друзьям, что является воплощением Ленина. Который являлся воплощением Христа. Казалось бы, клиника, но это то, что в голове у современных идеологов. Они реально поехавшие.

И сегодня такая гражданская религия набирает обороты, с этим связана вся вот эта чудовищная волна неосталинизма, все эти памятники Дзержинскому, планируемые грандиозные отмечания столетия Октябрьской революции, которая теперь, благодаря министру Мединскому, будет называться Великой русской революцией. Все это является составными частями патриотического сознания и составляет эту квазирелигию. Какие формы она может обрести в будущем, я не знаю, но в нашей истории уже бывали случаи, когда тех, кто не поклонялся антихристианскому государству, уничтожали, и государство требовало от людей отрекаться от своей веры.

Мы за то, чтобы всему было свое место. Да, мы хотим, чтобы вокруг нас было процветание, да, достойно защищать свои алтари и свои очаги, но не надо превращать людей в роботов: когда вместо пророков — Кургиняны и Прохановы и говорящие головы из телевизора вещают под текущую политическую повестку, которая меняется каждый сезон, как мода в магазинах. Есть такая проблема со многими христианами. Часто можно увидеть, например в соцсети, глубоко верующего и интересующегося христианством человека – видно, что действительно искреннего: у него сплошные ссылки на писания святых отцов и жития святых мучеников, видео бесед священников, условно говоря, фанатика даже такого. А потом происходит Олимпиада, Крым, Донбасс, и за полгода человеку святых отцов заменяют патриотические спикеры. Идет атака на сознание людей.

– А вам не кажется, что православная церковь частично сама занимается нагнетанием таких настроений? Если вспомнить некоторые высказывания например отца Всеволода Чаплина..

– Православная церковь — очень растяжимое понятие. Кроме того, надо понимать, что в православии даже слово Патриарха может быть неистинным: католический догмат о непогрешимости Папы мы считаем ересью. Я не буду говорить об именах, тот же отец Всеволод человек очень искренний, и он может сказать иногда такое… Взять, например, недавние его слова о том, что если государство заставит оплачивать аборты из налогов, то оно потеряет свою легитимность. Представляете себе? Церковный «министр» говорит: знаете, а вы для нас перестанете быть легитимными. Не каждый может себе такое позволить.

Но если говорить не конкретно, а вообще, то когда я вижу, что церковный спикер говорит не то, что думает сам, а то, что ему сказали — в АП, в ФСБ, неважно, где — и что противоречит христианским нормам, то мне это не нравится, и никому это не нравится. Сегодня не хватает дерзновения, чтобы епископы могли обличать в чем-то в том числе и власть имущих, чтобы Патриарх в обращении к пастве на Пасху, а лучше — на Рождество, сказал: «Какие мы христиане, если мы живем на костях своих детей? Вы думаете, вы легитимны — правители, которые ходят со свечками в храме, а самим все равно, что миллион детей убивают?» К сожалению, мы этого не слышим. Если бы иерархи жестче отстаивали истину Божию перед власть имущими, то у Церкви было бы гораздо больше авторитета и уважения в глазах народа, она была бы прибежищем.

Церковь не должна отождествляться с секулярной властью, это подмена, но это еще с петровских времен идет, от Синода. Впрочем, Церковь — вещь глубокая, мистическая, ею Бог управляет, так что с ней бывает всякое, но в итоге всегда все приходит на свои места. Я человек очень маленький, и это все сугубо мое частное мнение, но я считаю, что когда мы видим, как определенные внутриполитические тренды выдаются «на отработку» в РПЦ, а РПЦ по ним работает, то это неправильно. Напротив, государство должно быть подчинено Церкви — не напрямую, а в смысле нравственного авторитета, морально. Одно дело христианский правитель, но если ты христианский правитель — живи по-христиански, исполняй заповеди и приведи законы в соответствие с ними. Но у нас же такого нет, у нас секулярное государство. А общаясь с секулярным государством, Церкви надо помнить, что секулярное государство — не какая-то нейтральная среда, а свой собственный культ со своим учением, своими обрядами и так далее.

– Раз уж речь зашла о Церкви — исходя из того, что опубликовано на вашем сайте, я понял, что вы придерживаетесь крайних консервативных воззрений внутри Церкви, отвергаете всевозможные модернистские течения в богословии. Вы утверждаете, что спасение вне Церкви никак невозможно, что ад следует понимать максимально буквальным образом. Как эти положения примирить с идеей справедливости Бога? Разве справедливо обрекать целые народы, не знающие о существовании христианского учения, на гибель и наказывать вечностью за временное?

– Ад — это место, далекое от Бога. Место, где сама жизнь отвернула от тебя свое лицо. Место, где тех даров Бога, которыми мы все здесь наслаждаемся — а это на самом деле все, что нас тут окружает, мы не замечаем даже половину, потому что привыкли, что птички поют, что травинка зеленая нам нравится,— так вот, там ничего этого нет. А есть там только мы сами, наши страсти, эти змеи, которые нас грызут, а после суда там будет огонь. Сказано, что будет огонь — значит, будет огонь. И ужасы ада мы себе представить не можем. Они никогда не кончатся, и они не будут небытием — они будут бытием, но бесконечно наполненным страданием. Тот, кто в это не верит… Ну и дурак, что не верит. Я в это верю, точно знаю, что так будет. И это страшно, и не дай Бог никому там оказаться, хотя, к сожалению, подавляющее большинство из нас именно там и окажется.

Человек такая интересная штука, как лучи, пронзающие пространство. То есть мы не кончаемся, мы только имеем в какой-то точке начало, но не имеем конца. Поэтому как мы тут, в этой жизни живем, так и будет тогда, когда «времени больше не будет». Так мы реализуем себя. Кто будет без Бога — тот будет там, где плач и скрежет зубовный. И это безусловно справедливо за нарушение созданной из небытия тварью закона Создателя и абсолютного Властелина вселенной, бесконечно совершенного и бесконечно могущественного Бога, Того, Кто один Сущий. Просто дело в том, что мы слишком много о себе думаем — а мы пыль, грязь ничего не стоящая, нас из небытия воздвиг Бог, и те люди, которые хоть раз в жизни Бога видели своей душой, чувствовали Его, они в ужасе сразу падают от Его бесконечного величия, могущества, совершенства. Это колоссальная мощь, не поддающаяся сравнению ни с чем: все наши миры, все наши галактики, все это не более чем точка в одном из бесконечного количества лучей, которые из Него исходят. Есть вселенная, нет вселенной — Он всегда есть.

И человек делает свой выбор. Есть жизнь, есть свободная воля для выбора межд%2но справедливо за нарушение созданной из небытия тварью закона Создателя и абсолютного Властелина вселенной, бесконечно совершенного и бесконечно могущественного Бога, Того, Кто один Сущий. Просто дело в том, что мы слишком много о себе думаем — а мы пыль, грязь ничего не стоящая, нас из небытия воздвиг Бог, и те люди, которые хоть раз в жизни Бога видели своей душой, чувствовали Его, они в ужасе сразу падают от Его бесконечного величия, могущества, совершенства. Это колоссальная мощь, не поддающаяся сравнению ни с чем: все наши миры, все наши галактики, все это не более чем точка в одном из бесконечного количества лучей, которые из Него исходят. Есть вселенная, нет вселенной — Он всегда есть.

И человек делает свой выбор. Есть жизнь, есть свободная воля для выбора между Богом и дьяволом, между добром и злом. И какое у нас будет состояние ума, состояние души — так мы и будем в вечной жизни. Что ты посеешь, то и пожнешь. Не захотел жить с Богом — пожни смерть. Я уверен, что все справедливо, и что суд будет таким, что никто, ни один человек в мире не сможет сказать, что его осудили несправедливо. Ты знал закон — он был написан в твоей совести, его говорили святые люди — и ты отверг его. Покаяние у нас есть только в этой жизни, потому что без тела оно невозможно, а после воскресения зла уже не будет, оно будет исторгнуто из этого мира в огненное озеро. И в новом мире, где будет новое небо, новая земля и времени больше не будет, там будет только непоколебимость в добре. Так что потом уже ничего не исправишь — конечно, молитвы близких могут помочь, но если человек при жизни Бога не выбрал, не шел в эту сторону, решил, что что-то другое важнее, то тут ничего не поделаешь.

Теперь по поводу Церкви. Я совершенно убежден, что спасение вне Церкви — любой православной Церкви, конечно, не обязательно русской — категорически невозможно. Это один из столпов православного богословия, это то, что говорили все святые отцы на протяжении всей истории Церкви. Мысль о том, что может быть спасение вне Церкви, которая есть тело Христа, является богохульством. Если кто-то из православной Церкви, какой-нибудь священник, скажет вам, что «ну мы не знаем, может, и спасется некрещеный», — просто гоните в шею сразу этого Иуду, потому что он из желания не уязвить чьи-то чувства и всем нравиться лишает человека истины, которая дана Богом. Не нам судить — да, радикально, да, очень сложно принять, но это правда, и наша задача ее транслировать. Ни один святой не говорил ничего подобного, а внутри православной Церкви согласие отцов — это главное. Отлучат от Церкви того, кто будет учить, что вне ее можно спастись.

Как быть с другими народами? Это сложный и интереснейший вопрос. Дело в том, что Бог правит миром, и общение с Ним начинается не в тот момент, когда человек понимает, что есть некое сознание у Бога, а именно тогда, когда человек понимает, что Бог управляет миром и жизнью каждого из нас, что без Него ни один волос не падает с головы и ни один черный не становится белым. И судьбы целых народов зависят от Него. Он — Вседержитель, Он прямо сейчас все держит Своей силой и в Себе. И важно понимать, что все не случайно, что случайностей не бывает, даже рождение человека в том или ином месте — не случайность. Бог видит устроение нашего сердца до того, как оно вообще появляется, Он не определяет — есть свободная воля, но Он знает результат нашего выбора, Он его предвидит. Бог благ, и Он знает, что кому-то лучше даже не слышать о Евангелии: например, апостолы шли, и Святой Дух им запрещал в какие-то места идти, потому что Он видит, что какой-то человек услышит, но не изменит своей жизни, и от этого его участь будет тяжелее потом, больше ответственность. Человек, который не знал вообще о Евангелии, не получит спасения, но его участь будет гораздо лучше, чем у того, который знал истину, но отверг ее, презрел кровь Сына Божия. Поэтому Бог премудро все определяет, и если находится человек в мире, который любит истину больше, чем себя, то Бог так всем управляет, что у такого человека есть возможность креститься и прийти в Церковь.

Все не просто так. Христианское миропонимание ощущает нашу свободную волю как некий стержень бытия, на который уже накладываются все остальные вещи. Что–то абсолютно таинственное, непостижимое, то, что делает нас людьми, что является образом Бога в нас, что наполняет всю жизнь смыслом, вот что такое свободная воля, и именно в состоянии с ней Бог устраивает события в человеческой жизни. Если человек хочет узнать Бога, то Бог посылает ему проповедника или дает книгу, или ставит его в такие обстоятельства, которые позволяют ему отсечь старые привязанности — в общем, дает ему такую возможность. Мир намного сложнее и изящнее, тоньше соткан, чем мы привыкли думать. Те, кто хотят благодати, познают ее и ей уподобятся, те, кто не хотят — они не узнают. Есть самые разные истории. Какие-то народы отвергли богооткровение. Мы знаем из Апокалипсиса, что конец мира наступит тогда, когда все народы услышат о Христе, о православии. Пока что есть народы, которые еще не услышали, и это тоже таинственный знак, может быть, они Богом оставлены напоследок. У нас гуманистическое мировоззрение, мы не понимаем, что в глазах Бога ценность имеет только святость. Те люди, которые родились и прожили жизнь, но не захотели быть с Богом, не захотели уподобиться Ему и Его полюбить, они не имеют сугубой ценности в глазах Бога. Он любуется подвигом праведных. Именно ради святых вся вселенная и существует, ради тех, кто несмотря ни на что по своей свободной воле выбрали Бога и доказали свою любовь.

– К вопросу о том, что имеет ценность в глазах Бога — не следует ли тогда обратить внимание на то, что идеалом христианского брака, вообще говоря, является девство? И еще про брак — вы говорили в одном интервью, что даже до секулярного брака Богу есть дело. Как это следует понимать?

– Девство — сегодня это слово потеряло всякий смысл. Девство — это часть добродетели целомудрия, и сегодня люди не понимают, что это. Что это не отсутствие половой жизни или каких-то грязных помыслов, а совершенно особенное состояние человека, его ума, это восстановленность до неповрежденного состояния ума, воли и чувства. Как прекрасный цветок с великолепным ароматом — не отсутствие чего-то, а самоценная, самодостаточная реальность, которая в себя собирает все силы человека. И тот, кому надо хранить девство для Бога, он будет знать это и без наших советов, он будет это чувствовать, будет идти по этому пути, и Бог будет его хранить. И сегодня молодые люди уходят в монашество, мои друзья, например, уходят. Молодые, успешные, красивые люди, но так любят Бога, что уехали на Афон и живут в монастыре. И это тайна — что происходит в их сердце, но я могу точно сказать, что они ясно понимают, что делают, они уверены в этом.

– Вопрос мой даже не про монашество, а именно про то, что идеал христианского брака — это то же девство.

– Речь тут о том, что запрещен грех. Секс в браке благославлен, «ложе не скверно», можно им наслаждаться со своей женой, радоваться детям, наслаждаться красотой, лаской, заботой своей жены, все это благославлено Богом, Бог придумал половые отношения. Просто есть такие поступки, такие нарушения брачной жизни, которые глубоко ломают человека, ломают его внутренние силы, его душу, психику. Ломают человека внебрачные половые отношения — то есть это секс вне брака, от этого человек перестает чувствовать подлинную радость от общения с Богом, он теряет чистоту мыслей, чувство реальности, его ход мыслей, мировоззрение меняется, он теряет тонкость чувства в душе.

Это очень серьезная проблема для современного общества. Я думаю, почему молодые люди сегодня отходят от Церкви, почему молодежные субкультуры носят столь откровенно антихристианский характер — например, интернет-культура, мем-культура, всевозможные музыкальные субкультуры. Это связано с тем, что с самого раннего возраста из-за Интернета у подростка сразу есть доступ к террабайтам самой изощренной порнографии, и это становится нормой, она входит у людей в привычку, они начинают регулярно смотреть порнографию, занимаются рукоблудием, и людям кажется, что это норма. А это абсолютно не норма, и мы еще не изучили последствия всего этого для человеческой психики. Потому что то, что раньше самый изощренный блудник за всю свою жизнь не мог при всем желании увидеть, сегодня подросток может увидеть за пять минут — и как это влияет на психику, никто пока сказать не может, но явно не положительно. Потому что все это отпечатывается в нашем уме, на душу это влияет катастрофически. От этого, опять же, ранняя половая жизнь, а она мало совместима с церковной жизнью. Благодать божия выходит из тебя, когда ты оскверняешься и считаешь, что это норма, не борешься с этим. И подростки, отходя от Церкви, попадают в сети других идеологических систем, которые оправдывают их поведение, оправдывают то, что они не возлюбили чистоту, не захотели за нее немножко побороться, подарить свое девство своему мужу или своей жене.

Интересная статистика, невыдуманная — из 10 браков, в которые оба супруга вступили в состоянии девства, 9 не распадаются, а в современной России, где все мы блудники, 9 из 10 распадаются. Люди думают, что это просто так, но на самом деле это не случайно, что Бог так все устроил, что до брака — нельзя, что невеста должна быть девственной, и не случайно, что люди во многих традициях пытаются это сохранить. Мы думаем, что это какой-то рудимент, а потом удивляемся — где счастье, почему у нас семьи распадаются, почему нас дети не считают ни за кого?

– То есть вы не разделяете идею, что само деторождение — рудимент для христиан?

– Безусловно, есть такая точка зрения, что после рождения Христа деторождение уже не играет особой роли, потому что раньше ждали прихода Мессии, и нужно было продолжать род. Но с другой стороны, женщина спасается чадородием, она из обращения с детьми учится тем качествам, которые ей нужны в жизни будущего века: милосердию, любви, самоотдаче, потому что это такой идеальный инструмент и испытание, и женщина, которая не боится принимать от Бога детей, которых Он ей посылает, не делает аборты и не предохраняется, живя со своим мужем, — она идет по пути спасения, и ее дети будут ее оправданием на Страшном суде. Да, брак для христиан не является чем-то необходимым, и апостол Павел говорит, что если можешь без жены, то лучше без жены, и не просто так говорят про «узы брака», но сегодня очень мало людей, которые на такое способны. И если есть такой человек, то он разберется — прочитает апостола Павла, прочитает Иоанна Златоуста и сделает нужный выбор. А нам что об этом говорить? Мы говорим о том, что любой может выполнить — найти жену или мужа и хранить им верность.

– А вы женаты?

– Нет, я не женат. Да, и про секулярный брак — сожительство не является браком, но если люди расписаны в ЗАГСе и живут вместе как муж и жена, не изменяют друг другу, то это не является блудом.

– Почему, если это без таинства?

– Ну и что? Если человек еще находится в непонятном каком-то начальном состоянии, вне Церкви, и живет при этом в светском браке, то говорить, что это блуд, приравнивать это к беспорядочной жизни — не годится. Другое дело, если человек христианин, он должен венчаться, и если он не венчается, то вопрос, почему он не хочет, чтобы Бог благословил его брак? Но понимаете, если есть бабушка с дедушкой — коммунисты, или папа с мамой, которые не пришли еще, к сожалению, к вере, и люди невенчано живут, то все равно они в законном браке, то ты законнорожденный ребенок, все нормально. Если ребенок внебрачный, то все равно, разумеется, это не повод его убивать, надо рожать, если надо — отдать в детский дом, но сохранить его жизнь.

– Вы много говорили о выборе человека, о заповеданном Богом законе добра и зла. Человек создан по образу и подобию Бога. Но есть ли в самом человеке добро, или только воля, чтобы выбрать добро, которое есть только в Боге?

– Ну это очень абстрактный вопрос, не уверен, что правильно его понимаю, но могу просто рассказать, как я это себе представляю. Мы созданы по образу и подобию Бога, и должны через добродетели Ему уподобиться. Почему нельзя изменять жене? Потому что Бог верный. Почему нельзя врать? Потому что Он — истина. Почему нельзя убивать? Потому что Он дает жизнь, Он источник, Он сама жизнь. Свободная воля, безусловно, является фундаментом нашего устройства и всего нашего бытия. Что такое добро? Это Сам Бог. Что такое зло? Это то, что получается, когда человек при помощи своей свободной воли нарушает волю Бога. То есть зло — это не сущее. Когда человек идет против Бога, то получается зло, оно не имеет собственной сущности. Иного добра, чем от Бога — нет. Отступление от Бога начинается как раз тогда, когда человек начинает считать критерием добра и зла не Бога, а самого себя. То есть не то, что Бог сказал, есть добро, а то, что мне нравится, а что мне не нравится — то зло. Это очень распространенное заблуждение.

То же самое и про государства. Очень часто бывает так, что то, что в некой геополитической логике является благом, объявляется добром, и если наш народ творил преступления — то это все равно добро, потому что это наши преступления. Это как человек, который оправдывает свою молодость, потому что это его молодость, и неважно, что он творил там — насиловал, людей убивал. Такой человек лишен возможности покаяния, пока не признает свой грех. И в истории народов все в точности так же — если народ оправдывает свои преступления, если говорят: «Ну и что, что миллионы репрессированных, ну и что, что вырезали 90% священства. Зато у нас промышленность, зато мы в войну победили…», то это абсолютно неправильно, абсолютно не по-христиански. С христианской точки зрения критерии оценки истории народов ничем не отличаются от критериев оценки человеческой жизни: есть Бог, он определяет, что добро, а что зло. На основании этого мы должны строить свою индивидуальную и общественную жизнь, свое мировоззрение, на основании этого мы должны воспитывать своих детей. Есть закон Бога, есть добро, есть зло, два пути — жизни и смерти. Вот и все. Вот об этом мы и говорим.

Григорий Ломизе 14 июля 2015 Журнал Дискурс