Дмитрий Энтео: «Защитники Войкова либо предельные невежды, либо запредельные подлецы»
Многолетние попытки жителей Войковского района убрать имя Петра Войкова из столичной топонимики, поддержанные самыми широкими слоями российского общества, привели к обещанию мэра Москвы решить этот вопрос на основании голосования, которое запущено в рамках проекта электронных референдумов «Активный гражданин» в минувший понедельник. Казалось бы, эпоха большевистской спекуляции на топонимии уже миновала, и наше общество обрело достаточную зрелость, для того, чтобы начать процесс восстановления исторической справедливости, но и сегодня представители коммунистических организаций и прочие сочувствующие насмерть стоят за память человека, который вошел в историю, как организатор одного из самых страшных преступлений XX века.
Я думаю все читатели согласятся, что топоним, это не просто часть истории, это ее моральная оценка и закрепляя какое-либо имя за окружающими нас названиями улиц, парков, городов, мы показываем, что данная личность для нас является образцом, она олицетворяет набор непреходящих добродетелей, которые созидают матрицу нашей национальной самоидентификации. Большевики это прекрасно понимали, поэтому они использовали топонимию как дешевое и эффективное средство пропаганды, созидая свой красный пантеон, где террористы и палачи соседствовали с выдающимися деятелями науки и культуры. Давайте изучим биографию Войкова, чтобы понять, достоин ли он того, чтобы наши дети жили на станции метрополитена или улице, названной в его честь.
Уже в возрасте 15 лет Войков вступает в боевую бригаду РСДРП, принимая активное участие в покушении на ялтинского градоначальника, героя русско-турецкой войны генерала Думбадзе. Бомба, брошенная террористом в его экипаж, нанесла генералу тяжелые ранения, но он остался жив, в отличие от многих случайных прохожих. Будучи одним из организаторов теракта Войков покинул Ялту и скрылся от заслуженного возмездия сначала в Петербурге, а после в Швейцарии, где он и обратил на себя внимание Ленина. Как мы видим карьера Войкова началась с подготовки взрывчатки для покушения на представителя законной власти и ветерана войны, которая закончилась невинными жертвами. Достойный пример для подражания.
За Февральской революцией последовала объявленная Временным правительством амнистия, которая открыла Ленину и Войкову дорогу в Петербург. Временное правительство, разогнав всех компетентных чиновников, было вынуждено удовлетворять кадровый голод назначением на государственные должности совершенно случайных людей, нередко откровенных проходимцев. Логически понять, как нигде и никогда не работавший Войков оказался на посту комиссара Министерства труда сложно. Ничего хорошего из этой деятельности естественно не вышло, все споры между рабочими и предпринимателями он решал исключительно с точки зрения «классового подхода», одобряя захваты рабочими предприятий. Но Министерство вместо того, чтобы уволить Войкова, лишь перевело его в провинцию — в Екатеринбург. Быстро осознав, что власть Временного правительства на местах, совершенно эфемерна, а реальной властью обладают только большевики, он разрывает с меньшевиками и присягает Ленину, после чего попадает в городскую Думу и входит в военно-революционный комитет, непосредственно занимаясь подготовкой государственного переворота.
После прихода к власти большевиков Войков становится комиссаром продовольствия Уральской области и членом областного исполкома. По его распоряжению была проведена «национализация» всей промышленности и установлены совершенно безумные цены на топливо и продовольствие. Все это мгновенно привело к закрытию фабрик и заводов, повсеместному прекращению частной торговли. Перестали отапливаться школы и больницы, прекратился подвоз продуктов в города, дефицитом стал даже хлеб. Местная ЧК заработала в полную силу со всей «пролетарской ненавистью» обрушившись на владельцев промышленных предприятий, «спекулянтов» и крестьян, отказывавшихся выполнять непосильную «продразверстку».
Но не эксперименты с «социализацией» Урала вписали имя Войкова в историю. Летом 1918 года Войков сыграл одну из ведущих ролей в кровавой расправе на Царской семьей. Войков лично подыскал дом инженера Ипатьева, где семья Романовых содержалась под стражей до убийства. Ещё задолго до получения приказа из центра Войков вместе с большевиками Голощекиным, Сафаровым, Белобородовым и Юровским ― разрабатывали план убийства и способ уничтожения трупов. Для этого ими даже была создана специальная комиссия, несколько раз собиравшаяся на заседания. Войков присутствовал при казни как представитель партийных органов, чтобы проконтролировать работу Юровского и лично убедиться в смерти всех жертв. После убийства, по его приказу трупы были завернуты в сукно, вывезены на грузовике в лес, расчленены мясницкими топорами, облиты бензином и сожжены, а их останки уничтожены концентрированной серной кислотой. В качестве вознаграждения за проделанную работу Войков взял себе перстень с большим рубином, который срезал с пальца императрицы Александры. Этим перстнем он любил хвастаться впоследствии и демонстрировал его при каждом удобном случае. Позднее, уже будучи послом в Варшаве, Войков цинично хвастался, что он не только наблюдал за убийством, но и сам добивал штыком раненых царских детей.
В Кремле не оставили незамеченным усердие Войкова и в конце 1918 года он был назначен членом коллегии Наркомата продовольствия, но оказавшись неспособным к выполнению поставленных задач, перешел сначала в Центросоюз, а потом в правление треста «Центролес». В 1920 году он стал членом коллегии Народного Комиссариата внешней торговли и возглавил таможенное управление. Это должность уже тогда давала практически неограниченные возможности для личного обогащения, чем жадный до жизни и наслаждений Войков не преминул воспользоваться. Основной работой Войкова во Внешторге была распродажа заграницу культурного достояния России с целью получения валюты, необходимой для «экспорта революции». Продавая за бесценок награбленные большевиками предметы искусства, архивы, библиотеки, картины и другие ценности, Войков старался самому себе ни в чем не отказывать, жил на широкую ногу. Однако вскоре разразился громкий скандал: выяснилось, что Войков систематически разворовывал ценные меха и раздаривал их своим бесчисленным любовницам. Дело замять не удалось, и Войков был уволен из Внешторга. Некоторое время он был в опале, но пользуясь своими связями в партийных верхах, сумел избежать уголовного наказания и перешел на дипломатическую работу. В 1924-м его назначили послом СССР в Польше.
Оказавшись в Варшаве, он ещё больше полюбил красивую и шикарную жизнь и занимался в основном личными развлечениями. Количество раутов, банкетов и балов, даваемых посольством, превысило все разумные пределы. Из Москвы в громадном количестве выписывалась икра, балыки, водка — посол был неравнодушен к алкоголю, а также к женщинам и наркотикам. Войков завел себе собственный катер, на котором гонял по Висле и устраивал роскошные речные пикники с ночными оргиями.
Один из сотрудников советского посольства, впоследствии невозвращенец А. Беседовский, имевший возможность близко наблюдать Войкова, оставил свои воспоминания об этом периоде жизни екатеринбургского цареубийцы. По описанию Беседовского, Войков был высокого роста, с подчеркнуто выпрямленной фигурой, с неприятными, вечно мутными от пьянства и наркотиков глазами, с жеманным голосом, а главное, с беспокойно похотливыми взглядами, которые он бросал на всех встречавшихся ему женщин. Печать театральности лежала на всей его фигуре. Говорил он всегда искусственным баритоном, с длительными паузами, пышными фразами, непременно оглядывался вокруг, как бы проверяя, произвел ли он должный эффект на слушателей. Что касается дел собственно дипломатических, то здесь Войков ничего умнее подготовки террористического акта против главы польского государства Пилсудского придумать не сумел.
Между тем до Москвы стали доходить слухи и доносы о неблаговидном поведении и самоуправстве Войкова. Возникло дело о пропаже из сейфа посланника значительной денежной суммы, предназначенной на «мировую революцию», затем поступил донос о небрежном хранении Войковым секретных документов Политбюро. Назревали крупные неприятности, которые могли обернуться для Войкова отзывом из Варшавы. Развязка наступила неожиданно и пришла не с той стороны, откуда ее ожидали. В Москву Войков действительно отправился, но уже не живым, а мертвым.
Утром 7 июня 1927 года он приехал на главный вокзал Варшавы, где его настигли смертельные выстрелы девятнадцатилетнего юноши Бориса Коверды. На вопрос полицейских о мотивах убийства молодой человек спокойно ответил: «Я отомстил за Россию, за миллионы людей». Коверда вскоре предстал перед польским судом, где он рассказал, как стал свидетелем разгула красного террора в России, как был убит в ЧК его двоюродный брат, как большевики на его глазах бросили машиниста в печь за то, что тот отказался вести поезд, как они сожгли церковь, а священника расстреляли и утопили в проруби реки. Борис Коверда не признал себя виновным, т.к. считал, что совершил не убийство, а возмездие, он покарал преступника, заслужившего смерть по всем божеским и человеческим законам. Образ Бориса Коверды – стал символом русского сопротивления, его авторитет в русском зарубежье был крайне высок, он стал героем для целого поколения русской иммиграции, о его подвиге рассказывали детям в школах.
Что же движет защитниками топонимов, связанных с Войковым? На мой взгляд, причина либо в предельном невежестве его апологетов, либо в их запредельной подлости. Одно дело, если это поверхностный дилетантский взгляд, попытка оправдать очередного преступника, которого вознесла на олимп большевистская пропагандистская машина, хотя бы потому, что «это же наша история» и «либералы ведь против». Другое дело, когда это осознанное оправдание преступника, когда отдельные люди и даже целые общественно-политические силы прекрасно зная, кто такой Войков, все равно выступают за его прославление. Со стороны может показаться, что коммунисты просто цепляются за уродливые фантомы из прошлого, чтобы хоть как-то оправдать свою несостоятельность в настоящем. Но на самом деле, все гораздо серьезнее, ведь перед нами очевидное намерение не допустить в современный российский дискурс смысл, то есть не допустить самой возможности нравственного анализа как исторических явлений, так и того, что происходит с нами сейчас. Они хотят, чтобы мы укоренились во зле, сделав его неотъемлемой частью нашей идентичности, как личной, так и общенациональной.
Тема восстановления исторической справедливости в общем и переименовании станции метро Войковская в частности – может стать тем базисом, который сделает возможным консолидацию самых разных общественно сил. Как когда-то, наше общество объединилось для борьбы с польскими интервентами, так и сейчас мы должны объединиться для борьбы с этим очевидным злом. Ставки высоки, ведь народ, который оправдывает преступления своего прошлого, лишает себя будущего. Если человек имеет непреходящие моральные ориентиры, если он способен самостоятельно отличать добро от зла – то он еще не покорен, в нем еще искрится свобода. Те же, кто занимается оправданием террориста, который гордился тем, как они убивал беззащитных детей, должны остаться вне общественной дискуссии, с ними даже нельзя есть за одним столом. Эти люди должны оказаться в абсолютной изоляции, пока они не изменят своего мировоззрения, они не заслуживают к себе человеческого обращения и говорить с ними стоит лишь на том языке, который они сами декларируют и понимают, на языке силы. Я от всей души прошу каждого здравомыслящего человека, которому не все равно на то, в каком мире будут жить наши дети, не только проголосовать на сайте «Активный гражданин», но и призвать к этому своих друзей в социальных сетях. На кону стоит будущее нашего народа, и равнодушие – преступно.
